Взлетают крики, жалобы и пени,

На господа ужасные хулы.

37 И я узнал, что это круг мучений

Для тех, кого земная плоть звала,

Кто предал разум власти вожделений.

40 И как скворцов уносят их крыла,

В дни холода, густым и длинным строем,

Так эта буря кружит духов зла

43 Туда, сюда, вниз, вверх, огромным роем;

Там нет надежды на смягченье мук

Или на миг, овеянный покоем.

46 Как журавлиный клин летит на юг

С унылой песнью в высоте надгорной,

Так предо мной, стеная, несся круг

49 Теней, гонимых вьюгой необорной,

И я сказал: "Учитель, кто они,

Которых так терзает воздух черный?"

52 Он отвечал: "Вот первая, взгляни:

Ее державе многие языки

В минувшие покорствовали дни.

55 Она вдалась в такой разврат великий,

Что вольность всем была разрешена,

Дабы народ не осуждал владыки.

58 То Нинова венчанная жена,

Семирамида, древняя царица;

Ее земля Султану отдана.

61 Вот нежной страсти горестная жрица, 47

Которой прах Сихея оскорблен;

Вот Клеопатра, грешная блудница.

64 А там Елена, тягостных времен

Виновница; Ахилл, гроза сражений,

Который был любовью побежден;

67 Парис, Тристан". Бесчисленные тени

Он назвал мне и указал рукой,

Погубленные жаждой наслаждений.

70 Вняв имена прославленных молвой

Воителей и жен из уст поэта,

Я смутен стал, и дух затмился мой.

73 Я начал так: "Я бы хотел ответа

От этих двух, 48 которых вместе вьет

И так легко уносит буря эта".

76 И мне мой вождь: "Пусть ветер их пригнет

Поближе к нам; и пусть любовью молит

Их оклик твой; они прервут полет".

79 Увидев, что их ветер к нам неволит:

"О души скорби! — я воззвал. — Сюда!

И отзовитесь, если Тот позволит!" 49

82 Как голуби на сладкий зов гнезда,

Поддержанные волею несущей,

Раскинув крылья, мчатся без труда,

85 Так и они, паря во мгле гнетущей,

Покинули Дидоны скорбный рой

На возглас мой, приветливо зовущий.

88 "О ласковый и благостный живой,

Ты, посетивший в тьме неизреченной

Нас, обагривших кровью мир земной;

91 Когда бы нам был другом царь вселенной,

Мы бы молились, чтоб тебя он спас,

Сочувственного к муке сокровенной.

94 И если к нам беседа есть у вас,

Мы рады говорить и слушать сами,

Пока безмолвен вихрь, как здесь сейчас.

97 Я родилась над теми берегами,

Где волны, как усталого гонца,

Встречают По с попутными реками. 50

100 Любовь сжигает нежные сердца,

И он пленился телом несравнимым,

Погубленным так страшно в час конца.

103 Любовь, любить велящая любимым,

Меня к нему так властно привлекла,

Что этот плен ты видишь нерушимым.

106 Любовь вдвоем на гибель нас вела;

В Каине 51 будет наших дней гаситель".

Такая речь из уст у них текла.

109 Скорбящих теней сокрушенный зритель,

Я голову в тоске склонил на грудь.

«О чем ты думаешь?» — спросил учитель.

112 Я начал так: "О, знал ли кто-нибудь,

Какая нега и мечта какая

Их привела на этот горький путь!"

115 Потом, к умолкшим слово обращая,

Сказал: "Франческа, жалобе твоей

Я со слезами внемлю, сострадая.

118 Но расскажи: меж вздохов нежных дней,

Что было вам любовною наукой,

Раскрывшей слуху тайный зов страстей?"

121 И мне она: "Тот страждет высшей мукой,

Кто радостные помнит времена

В несчастии; твой вождь тому порукой.

124 Но если знать до первого зерна

Злосчастную любовь ты полон жажды,

Слова и слезы расточу сполна.

127 В досужий час читали мы однажды

О Ланчелоте сладостный рассказ; 52

Одни мы были, был беспечен каждый.

130 Над книгой взоры встретились не раз,

И мы бледнели с тайным содроганьем;

Но дальше повесть победила нас.

133 Чуть мы прочли о том, как он лобзаньем

Прильнул к улыбке дорогого рта,

Тот, с кем навек я скована терзаньем,

136 Поцеловал, дрожа, мои уста.

И книга стала нашим Галеотом! 53

Никто из нас не дочитал листа".

139 Дух говорил, томимый страшным гнетом,

Другой рыдал, и мука их сердец

Мое чело покрыла смертным потом;

142 И я упал, как падает мертвец.

ПЕСНЬ ШЕСТАЯ

1 Едва ко мне вернулся ясный разум,

Который был не в силах устоять

Пред горестным виденьем и рассказом, —

4 Уже средь новых пыток я опять,

Средь новых жертв, куда ни обратиться,

Куда ни посмотреть, куда ни стать.

7 Я в третьем круге, там, где, дождь струится,

Проклятый, вечный, грузный, ледяной;

Всегда такой же, он все так же длится.

10 Тяжелый град, и снег, и мокрый гной

Пронизывают воздух непроглядный;

Земля смердит под жидкой пеленой.

13 Трехзевый Цербер 54 , хищный и громадный,

Собачьим лаем лает на народ,

Который вязнет в этой топи смрадной.

16 Его глаза багровы, вздут живот,

Жир в черной бороде, когтисты руки;

Он мучит души, кожу с мясом рвет.

19 А те под ливнем воют, словно суки;

Прикрыть стараясь верхним нижний бок,

Ворочаются в исступленье муки.

22 Завидя нас, разинул рты, как мог,

Червь гнусный. Цербер, и спокойной части

В нем не было от головы до ног.

25 Мой вождь нагнулся, простирая пясти,

И, взяв земли два полных кулака,

Метнул ее в прожорливые пасти.

28 Как пес, который с лаем ждал куска,

Смолкает, в кость вгрызаясь с жадной силой,

И занят только тем, что жрет пока, —

31 Так смолк и демон Цербер грязнорылый,

Чей лай настолько душам омерзел,

Что глухота казалась бы им милой.

34 Меж призраков, которыми владел

Тяжелый дождь, мы шли вперед, ступая

По пустоте, имевшей облик тел.

37 Лежала плоско их гряда густая,

И лишь один, чуть нас заметил он,

Привстал и сел, глаза на нас вздымая.

40 "О ты, который в этот Ад сведен, —

Сказал он, — ты меня, наверно, знаешь;

Ты был уже, когда я выбыл вон".

43 И я: "Ты вид столь жалостный являешь,

Что кажешься чужим в глазах моих

И вряд ли мне кого напоминаешь.

46 Скажи мне, кто ты, жертва этих злых

И скорбных мест и казни ежечасной,

Не горше, но противней всех других".

49 И он: "Твой город, 55 зависти ужасной

Столь полный, что уже трещит квашня,

Был и моим когда-то в жизни ясной.

52 Прозвали Чакко 56 граждане меня.

За то, что я обжорству предавался,

Я истлеваю, под дождем стеня.

55 И, бедная душа, я оказался