Чтоб обо мне, взойдя, ты помолился".

52 И я: "Твое желанье я свершу;

Но у меня сомнение родилось,

И я никак его не разрешу.

55 Возникшее, оно усугубилось

От слов твоих, мне подтвердивших то,

С чем здесь и там оно соединилось.

58 Как ты сказал, теперь уже никто

Добра не носит даже и личину:

Зло и внутри, и сверху разлито.

61 Но укажи мне, где искать причину:

Внизу иль в небесах? Когда пойму,

Я и другим поведать не премину". 751

64 Он издал вздох, замерший в скорбном «У!»,

И начал так, в своей о нас заботе:

"Брат, мир-слепец, и ты сродни ему.

67 Вы для всего причиной признаете

Одно лишь небо, 752 словно все дела

Оно вершит в своем круговороте.

70 Будь это так, то в вас бы не была

Свободной воля, правды бы не стало

В награде за добро, в отмщенье зла.

73 Влеченья от небес берут начало, —

Не все; но скажем даже — все сполна, —

Вам дан же свет, чтоб воля различала

76 Добро и зло, и ежели она

Осилит с небом первый бой опасный,

То, с доброй пищей, победить должна.

79 Вы лучшей власти, вольные, подвластны

И высшей силе, влившей разум в вас;

А небеса к нему и непричастны. 753

82 И если мир шатается сейчас,

Причиной — вы, для тех, кто разумеет;

Что это так, покажет мой рассказ.

85 Из рук того, 754 кто искони лелеет

Ее в себе, рождаясь, как дитя,

Душа еще и мыслить не умеет,

88 Резвится, то смеясь, а то грустя,

И, радостного мастера созданье,

К тому, что манит, тотчас же летя.

91 Ничтожных благ вкусив очарованье,

Она бежит к ним, если ей препон

Не создают ни вождь, ни обузданье.

94 На то и нужен, как узда, закон;

На то и нужен царь, чей взор открыто

Хоть к башне Града 755 был бы устремлен.

97 Законы есть, но кто же им защита?

Никто; 756 ваш пастырь жвачку хоть жует,

Но не раздвоены его копыта; 757

100 И паства, видя, что вожатый льнет

К благам, будящим в ней самой влеченье,

Ест, что и он, и лучшего не ждет.

103 Ты видишь, что дурное управленье

Виной тому, что мир такой плохой,

А не природы вашей извращенье.

106 Рим, давший миру наилучший строй,

Имел два солнца, 758 так что видно было,

Где божий путь лежит и где мирской.

109 Потом одно другое погасило; 759

Меч слился с посохом, 760 и вышло так,

Что это их, конечно, развратило

112 И что взаимный страх у них иссяк.

Взгляни на колос, чтоб не сомневаться;

По семени распознается злак.

115 В стране, где По и Адиче струятся, 761

Привыкли честь и мужество цвести;

В дни Федерика стал уклад ломаться; 762

118 И что теперь открыты все пути

Для тех, кто раньше к людям честной жизни

Стыдился бы и близко подойти.

121 Есть, правда, новым летам к укоризне,

Три старика, которые досель

Томятся жаждой по иной отчизне: 763

124 Герардо славный; Гвидо да Кастель,

«Простой ломбардец», милый и французу;

Куррадо да Палаццо. 764 Неужель

127 Не видишь ты, что церковь, взяв обузу

Мирских забот, под бременем двух дел

Упала в грязь, на срам себе и грузу?"

130 "О Марко мой, я все уразумел, —

Сказал я. — Вижу, почему левиты 765

Не получили ничего в удел.

133 Но кто такой Герардо знаменитый,

Который в диком веке, ты сказал,

Остался миру как пример забытый?"

136 "Ты странно говоришь, — он отвечал. —

Ужели ты, в Тоскане обитая,

Про доброго Герардо не слыхал?

139 Так прозвище ему. Вот разве Гайя,

Родная дочь, снабдит его другим.

Храни вас бог! А я дошел до края.

142 Уже заря белеется сквозь дым, —

Там ангел ждет, — и надо, чтоб от света

Я отошел, покуда я незрим".

145 И повернул, не слушая ответа.

ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ

1 Читатель, если ты в горах, бывало,

Бродил в тумане, глядя, словно крот,

Которому плева глаза застлала,

4 Припомни миг, когда опять начнет

Редеть густой и влажный пар, — как хило

Шар солнца сквозь него сиянье льет;

7 И ты поймешь, каким вначале было,

Когда я вновь его увидел там,

К закату нисходившее светило.

10 Так, примеряясь к дружеским шагам

Учителя, я шел редевшей тучей

К уже умершим под горой лучам.

13 Воображенье, чей порыв могучий

Подчас таков, что, кто им увлечен,

Не слышит рядом сотни труб гремучей,

16 В чем твой источник, раз не в чувстве он?

Тебя рождает некий свет небесный,

Сам или высшей волей источен.

19 Жестокость той, которая телесный

Сменила облик, певчей птицей став,

В моем уме вдавила след чудесный; 766

22 И тут мой дух всего себя собрав

В самом себе, все прочее отринул,

С тем, что вовне, общение прервав.

25 Затем в мое воображенье хлынул

Распятый, гордый обликом, злодей,

Чью душу гнев и в смерти не покинул.

28 Там был с Эсфирью, верною своей

Великий Артаксеркс и благородный

Речами и делами Мардохей. 767

31 Когда же этот образ, с явью сходный,

Распался наподобье пузыря,

Лишившегося оболочки водной, —

34 В слезах предстала дева, говоря:

"Зачем, царица, горестной кончины

Ты захотела, гневом возгоря?

37 Ты умерла, чтоб не терять Лавины, —

И потеряла! Я подъемлю гнет

Твоей, о мать, не чьей иной судьбины". 768

40 Как греза сна, когда ее прервет

Волна в глаза ударившего света,

Трепещет миг, потом совсем умрет, —

43 Так было сметено виденье это

В лицо мое ударившим лучом,

Намного ярче, чем сиянье лета.

46 Пока, очнувшись, я глядел кругом,

Я услыхал слова: «Здесь восхожденье»,

И я уже не думал о другом,

49 И волю охватило то стремленье

Скорей взглянуть, кто это говорил,

Которому предел — лишь утоленье.

52 Но как на солнце посмотреть нет сил,

И лик его в чрезмерном блеске тает,

Так точно здесь мой взгляд бессилен был.

55 "То божий дух, и нас он наставляет